главная ниточка в этом запутанном лабиринте. Ну что, едем?
– Господа! Граждане! Товарищи! – отчего-то вдруг всполошился Ганочкин. – То есть получается, что к Анне Васильевне придётся ехать и мне?
– А вам этого очень не хочется? – с иронией в голосе поинтересовался Гуров.
– Не то слово! – Роман замахал руками. – Не знаю почему, но в её присутствии я до сих пор чувствую себя очень неуютно. А можно так: вы пойдёте к ней, а я останусь в машине? А? Нет, если вдруг возникнет необходимость в моём присутствии, тогда… Ну куда уж тут денешься? Пойду… Хорошо? – спросил он с умоляющим видом.
Переглянувшись, опера перебросились меж собой парой слов, после чего уведомили, что не возражают. Не теряя времени, все трое сели в машину и снова помчались в сторону Ветрова. В дороге Гуров и Крячко, обсудив ситуацию, несколько подкорректировали свои ближайшие планы и первым делом решили заехать к Ларисе.
Та оказалась дома. Выйдя на звонок к калитке, Лариса не выказала ни огорчения, ни радости, поинтересовалась только, что ещё хотели бы узнать её недавний собеседник и его напарник. Извинившись за доставленное беспокойство, Лев пояснил, что его интересует прежде всего, что именно находилось в руках Константина Бархунова тем утром, когда он садился в машину, чтобы ехать в Москву.
Лариса припомнила, что с собой Костя взял большой кейс импортного производства. Его он купил ещё до женитьбы во время одной из своих поездок во Францию. Этот кейс был не совсем обычным, хотя внешне выглядел, как всякий ширпотреб подобного рода. Прежде всего, он был изготовлен из специального, высокопрочного несгораемого материала – его даже кувалдой разбить было непросто. Во-вторых, запирался он кодовыми замками, открыть которые смог бы только высококлассный взломщик. Кейсом Константин пользовался нечасто – лишь когда брал с собой особо ценные и важные документы.
– А вы не обратили внимания, кейс был пустым или полным? – уточнил Гуров.
Его собеседница утвердительно кивнула.
– Да, знаете, меня удивило, что кейс выглядел довольно увесистым… – пояснила Лариса.
Что именно и куда повёз её муж, она не знала, да и не интересовалась, поскольку Бархунов никогда с ней не разговаривал о своём бизнесе, никогда не вдавался в подробности своих дел. Отвечая на очередной вопрос Льва, хозяйка дома пояснила, что Константин с момента своего исчезновения так ни разу и не дал о себе знать. По мнению Ларисы, скорее всего, он вёз с собой что-то ценное, но это стало известно неким грабителям, которые его и убили. Спросив напоследок, дома ли в данный момент Анна Васильевна, Гуров откланялся.
Минут через десять опера вышли из машины у дома Кречетовой. Та их уже ждала у калитки. Судя по всему, об их прибытии ей сообщила Лариса. Ответив на приветствие, женщина с обречённостью улыбнулась и с некоторым даже вызовом спросила:
– Похоже, вы за мной? Ну, раз с вами Ганочкин, надо понимать, вы уже знаете обо всём…
– В принципе – да, многое нам уже известно, – невозмутимо подтвердил Гуров. – Но мы к вам лишь для того, чтобы задать несколько вопросов.
Они присели на лавочке во дворе. На вопрос Льва, что же стало причиной решения «проучить» Бархунова, экс-прокурорша сообщила нечто шокирующее:
– Он собирался убить мою дочку, Ларису. Да-да, это не выдумки сбрендившей маразматичной старухи. Это совершенно объективная, достоверная информация. Вы же знаете, что фактически они уже перестали быть мужем и женой? Он её никогда не любил. Он вынудил её выйти за себя замуж только как «элитную» особу, способную родить ему «породистых» детей. Кстати, к ним он тоже не питал родительской любви: единственный человек, которого он любил всегда, – это он сам. Дети для него – что-то вроде дорогой импортной мебели или какой-нибудь элитной иномарки. Когда Лариса хотела от него уйти, он ей сказал: детей оставь и уходи. Но она не из тех, что бросают своих детей. Она их не бросит и под страхом смерти!
– А сами дети к Бархунову как относятся? – поинтересовался Станислав.
На это Кречетова тягостно вздохнула и покачала головой:
– Виталик и Оля за отца его признают, но душевной привязанности к нему не питают. Я их спрашивала как-то раз, с кем бы они хотели быть – с мамой или папой? Они оба твёрдо ответили: только с мамой! Знаете, они очень завидуют своим соседским приятелям Люсе и Игорьку. У них замечательный папа. Он любит свою жену, в своих детях души не чает. Да и Виталика с Олей всегда привечает как родных. Константин с ним и близко не сравнится. Нет! Этому человеку не дано быть семьянином.
– А вы с внуками часто видитесь? – поинтересовался Гуров.
– Почти ежедневно! – твёрдо заверила собеседница. – Версия о том, что я, ненавидя зятя, не желаю видеть рождённых от него детей, существует только для Бархунова. Дело в том, что он, не желая видеть меня в своём доме и не желая, чтобы я участвовала в воспитании внуков, собирался переехать из Ветрова в другой конец района. И тогда до него была доведена такая информация, будто я ненавижу не только его, но и его чад, поскольку они его крови. Эта деза Константина так обрадовала, что назло мне он решил остаться здесь. Поэтому с внуками я вижусь в их садике. Воспитатели обо всём осведомлены, поэтому утечек информации не происходило ещё ни разу.
Выслушав Кречетову, Лев понимающе кивнул.
– Да, вам не позавидуешь… – констатировал он. – Давайте вернёмся к событиям последних дней. Вы сказали, что Бархунов замыслил убийство вашей дочери. А от кого и как вам это стало известно? Насколько это можно считать достоверным фактом?
– Извините, но назвать этого человека я пока не могу… – Анна развела руками. – Могу сказать лишь то, что он бывший мой клиент. Когда-то его судили за превышение пределов необходимой самообороны, и по этой статье ему светил немалый срок. Но, ознакомившись с его делом, я пришла к выводу, что по-другому поступить он не мог, иначе был бы убит ребёнок. И поэтому, как гособвинитель, поставила вопрос о минимальном наказании. Суд это учёл и назначил ему два года «химии». Впрочем, почти сразу же, под давлением его очень влиятельных оппонентов, это дело было пересмотрено, и уже другой суд назначил ему шесть лет строгого режима.
– Ну, у нас это дело обычное… – Крячко горько усмехнулся.
– И вот недавно звонит мне незнакомый мужчина и предлагает встретиться, поскольку, по его словам, он располагает весьма значимой для меня информацией. Я согласилась, и мы встретились в одном из столичных парков. Этого человека я
